Олег Панюта: «Телевизионный кадр – это рентгеновский кабинет»

22 февраля 2015

Сегодня выпуски новостей на телевидении мало кого могут оставить равнодушными. Кто-то смотрит их с экранов телевизоров, кто-то — с экранов мониторов. Кто-то их ругает, кто-то — с нетерпением ждет. В связи с этим в центре внимания оказались ведущие информационных программ. О причинах выбора и сложностях этой профессии, подходе к подбору информации специальный корреспондент Mediasat Наталия Тютюненко поговорила с ведущим итоговой программы «События недели» на телеканале «Украина» Олегом Панютой. Причем начали разговор издалека – со школы.

Mediasat: Олег, расскажите почему Вы пришли именно в эту профессию — стали ведущим новостей на ТВ? Вы ее выбрали или все-таки она Вас?

Наверное, она меня выбрала. В нашей жизни, по моему мнению, нет ничего случайного. Нам только кажется, что мы к чему-то приходим, чего-то сами достигаем. На самом деле, над нами довлеют, нас выбирают, нас направляют. Та же супруга, которая каждое утро будит тебя, чтобы ты не опоздал на работу, тоже такая направляющая и, наверное, высшая сила, если ты еще спишь, а она уже проснулась.
Вот может ли экскурсия в районную газету в четвертом классе стать для тебя началом в профессии? И да, и нет. Ходил весь класс, 35 человек. И, когда мы уже спустились на первый этаж, от начальника отдела писем нам в след прозвучала фраза на прощание: «Ну, если что-то будет интересное в школе, вы напишите». Фраза-то, в принципе, ни о чем. Советская «районка». Кабинет, заваленный кучей писем. И слова вскользь. Но я-то взял и написал, меня же попросили!
Тогда в школе проходил конкурс чтецов, и я писал об этом. Понятно, что, когда я увидел статью в газете, свой текст я не узнал. Речь шла о нашем конкурсе, но фразы типа «под звуки бравурного марша в зал вошли…» я в девять лет точно не писал. Зато по факту под этой заметкой в 60 строк стояло: «Автор: Олег Панюта». Даже получил свою первую зарплату — два рубля тридцать копеек.
Сложно сказать, что я сознательно подошел к этому выбору. Но у меня в школе было желание попробовать все. Наверное, любознательность, желание все познавать и делать является важным элементом нашей профессии. А в пионерском возрасте я попробовал, наверное, все, кроме курсов вязания и макраме.
Тогда же, в принципе, я понял, что инициатива наказуема. Если 10-В, который я заканчивал, уходил весь на дискотеку или прогулку в парк, то я сидел дома и готовил какое-то отчетно-выборное собрание, заседание горкома комсомола или конференцию. Потому что, если тебе давали какие-то поручения, то этим нужно было заниматься до потери пульса.

Mediasat: А когда заметку увидели, текст чужой, не возникло какого-то барьера, страха? Следующую быстро написали?

В том возрасте барьера не было. Следующую заметку написал, наверное, через год, так как у меня постоянно были еще какие-то увлечения. Что-то начиналось, что-то заканчивалось, но интерес к написанию был постоянно. Наверное, и потому, что в школе мне постоянно говорили, что у меня лучшие сочинения.
В 9-10 классе это уже были постоянные задания редакции — очерки, эссе, портреты. Иногда это приводило к неожиданным результатам. Вот представьте: маленький город Джанкой, лето. Меня отправляют к женщине, которая занимается разведением кактусов. Милая женщина, прекрасные кактусы. Я в них влюбляюсь, она мне дарит два отросточка несчастной мамиллярии, я приношу их домой. Они, к моему удивлению и ужасу, приживаются. Я прихожу к ней еще раз, уже без интервью, беру почитать книгу о кактусах. Интернета ведь не было, равно как и такого количества информации. Тогда найти в журнале «Юный техник» прикладную статью о кактусоводстве было нереальным везением и счастьем. Вот так с тех пор со мной по жизни кактусы и идут. Правда, в лучшие времена было около 50-70 видов, сейчас видов десять на подоконнике и то потому, что приходится выбирать между кактусами и детьми, и дети оказываются ближе и требуют ухода за собой чаще. Мои кактусы цветут, а это показатель, что за ними приличный уход. Правда, по большей части из-за занятости, сейчас моя жена следит за «плодами» увлечений своего мужа.

Mediasat: Как принимали решение, куда поступать и что заканчивали?

Факультет журналистики Киевского университета имени Шевченко. Я закончил десять классов в Джанкое, и — куда идти? У меня был тогда серьезный выбор: либо театральный вуз, либо журналистика. Опять же, это не просто так. Девятый класс. Напротив школы, где я учился — театр-студия, в которой один из наших школьников играет одну из главный ролей, но в какой-то момент отходит от участия в спектакле. Руководитель кружка пришла к завучу по внеклассной работе нашей школы, а завуч, конечно же, знала, кто может спасти ситуацию. Она приходит ко мне и говорит: «Надо спасать!». Мне дают текст, и я, как человек ответственный, за два дня его учу. Это была пьеса Юрия Щекочихина «Ловушка номер 46. Рост второй». Такая социальная история, в которой речь идет о подростках, причем отношения между ними достаточно жестокие. Мой герой — дворовой парень, как говорится, «оторви и выбрось». И это я-то, председатель совета дружины, член горкома комсомола, должен сыграть человека, который если и не гроза района, то очень близок к этому (смеется). Он в «кожанке», джинсах и наушниках. Мою экипировку собирали всем миром, у меня не было кожаной куртки и джинсов. Это было связано с тем, что в нашей семье достаток был небольшой, а также с тем, что я так не одевался. С горем пополам мы эту историю отыграли, ездили по окрестным селам, были на областном смотре. Руководитель театра-студии говорит: «Ну, ладно. Первый блин комом прошли, теперь давай, будем играть дальше». В общем, в 9-10 классе, я, ко всем своим нагрузкам, еще и играл в театре-студии.

Mediasat: А как выбрали в итоге?

Очень просто. Жесткий холодный расчет, никаких эмоций. Руководитель театра-студии договорилась о том, чтобы меня просмотрел педагог в Москве в Щукинском училище. Я на зимних каникулах взял два ведра яблок в качестве гостинца и приехал к нему домой. Как сейчас помню — минус 25, болоньевая курточка, зато кроличья шапка. Как-то спасался, ведь у нас в Крыму тогда было так: минус десять — уже почти бедствие. Снега мы не видели. В общем, приехал в гости к этому профессору, рассказал басню, стихотворение, отдал два ведра яблок. Ну и через неделю после поездки задал ему по телефону главный вопрос: «Ну так что? Мне к вам приезжать?». «Попробовать ты, конечно, можешь. Но учти: девочки — 120 человек на место, мальчики — 150», — ответил он мне. И я как-то подумал, что 150 человек — это не наш уровень. А по журналистской линии все хорошо: рекомендации из обкома комсомола, папка публикаций из газеты, действительный член Академии наук «Искатель» с премией, которая была получена за стишок об атомной электростанции.
Или я такой конформист по жизни, или впечатлительность и исполнительность была тогда такая: сказали написать стихотворение — надо же сделать?
В общем, в 1987 году я поступил в университет.

Mediasat: Со специализацией быстро определились?

Первый курс все учили основы газетной журналистики, марксистко-ленинскую теорию прессы (как же без этого), введение в журналистику, а на втором курсе началась специализация: теле-, радио- и печатная журналистика. Нас называли экспериментальным курсом, потому что у нас ввели курс международной журналистики, куда попали, скажем так, только люди с киевской пропиской, а также курс спортивной журналистики. Тележурналистика была тоже из разряда «туда кого попало не берут».
Из 100 человек, которые учились на курсе, 34 выбрали, конечно же, телевизионную специализацию, потому что телевидение — это было круто. Я тоже туда записался, прошел пробы и… пошел себе на газетную, потому что не верил в то, что возьмут. Телевизионная журналистика — это то, чем мне интересно было заниматься. Потому что опять же, если вспоминать какие-то детские ощущения, предвкушения, то я в 9-10 классе воображал, что я сижу в студии, вместо микрофона у меня лампа была настольная, а вместо текста новостей — сводка из агролаборатории. И я с чувством, толком, расстановкой ее читал. Я в принципе видел себя в этом, мечтал.

Mediasat: Вам на радио поработать удалось?

К сожалению, нет. Периодически я участвовал в эфирах как эксперт или гость программы, но не работал в качестве ведущего.

Mediasat: Как получилось что Вы, выбрав специализацию пресса, попали на ТВ? В печатной журналистике работали?

Если не считать районной газеты в школе, в прессе я так и не работал. Как попал на ТВ? Очень просто. 1991 год. УТ-1 и больше никаких других каналов. На втором курсе нас повели на Крещатик 26, все показали. Мы добились при помощи нашего преподавателя, чтобы нам выписали временные удостоверения, мы ходили на телеканал и приставали: «Дайте нам поснимать, дайте нам какое-то задание». Кто-то достучался до молодежной редакции, кто-то — до программы «Сельский час». Почему-то мне нравилась программа «Актуальная камера». Очень нравился процесс съемок. Потом мне дали снять сюжет о биологических добавках. У меня этот сюжет, по-моему, даже где-то сохранился.

Mediasat: Как сейчас себя оцениваете?

Да ужасно! Там ужасно все! Ты же все равно смотришь на это, видя современную картинку, видишь современный монтаж, обладаешь другими знаниями. Этот венгр — герой сюжета, приехал к нам с биологическими добавками, привез сок, разлитый по бутылкам и запечатанный. Он для нас, чернобыльцев, обладавший якобы уникальными целебными свойствами, был очень важен. Да любой сок полезен. Но этот венгр приехал к нам на выставку, и я вместе с преподавателем его на этой выставке поймал. У преподавателя была камера VHS, он снимал, а я смог написать текст, сделать монтаж. Потом это пошло не только в «Актуальной камере», но и в «Вечернем вестнике», причем без особенного перемонтажа. Дальше был еще какой-то сюжет… Но, собственно говоря, это было баловство. Зато ты это почувствовал, тебе это понравилось. Ты понимал: это — мое! Плюс практика какая-то: как работает студия, что такое режиссерский пульт и так далее. И все это мне было интересно. Потом, по окончании второго курса, — практика официальная. Как правило, ты ее проходишь там, где живешь. В Джанкое телестудии не было, я приехал в Симферополь на Гостелерадио: «Здравствуйте, я к вам на практику». Мне в ответ: «Ну, здравствуй. Девушка есть?». Говорю: «Есть!». А мне: «Ну, бери девушку, езжай на пляж, через месяц придешь, мы тебе все подпишем». А я им в ответ: «Но я же на практику!».

Mediasat: И как, уехали?

Нет. Я на второй день снова поехал к ним. И на третий день поехал, начал им надоедать. Еще и арбуз отвез, мне его родители дали, они занимались арбузами. И как раз на третий день совпало Божье провидение и оперативная ситуация. В редакции информации было три редактора. И как-то так случилось, что два из них подписали у главного редактора параллельно заявление на отпуск. Один редактор работает как редактор, второй в этот день — как ведущий, третий на съемке или на отдыхе и потом меняются. Один редактор не может и готовить новости, и вести, и снимать. И тут на третий день они говорят: «О! Ты есть? Будешь нашим редактором». Так я в 1999 году стал, не будучи еще 20 лет от роду, студентом-редактором службы информации Крымского государственного телерадиокомитета. Это было 4, 5, 6 августа. А 7 августа я вышел первый раз в эфир. Я привез гостя в студию, причем из Джанкоя. Тема простая: Крым, лето, хлеб заражен грибком и на второй день просто гниет изнутри, его невозможно есть. Почему-то бразильское зерно, из которого тогда пекли хлеб в Крыму, оказалось повально зараженным. Я приехал домой, увидел этот хлеб: «Мама, что это такое? Я же журналист! Сейчас с этим разберемся!». Я иду в горисполком, а там начальник сидит такой себе старый КГБшник. Я — к нему: «Что это такое? Давайте разберемся!» Он: «Так! Студент?». Говорю: «Студент». А у него сын тоже учился в Киеве.
Выслушал меня и говорит: «Ну ладно, поехали, расскажу, что ты хочешь». И мы поехали. Он — на крутейшей «Волге», а я — на электричке.

Mediasat: Каким был первый эфир?

Я мало что помню, кроме ощущения какого-то ужаса, дикого страха. Помню, что у меня было три вопроса, которые я готовился задать гостю в студии. Мы даже эти вопросы обсудили до эфира, хотя сейчас я, конечно же, понимаю, что этого делать было нельзя. Но главное, что я помню — страх: я задал второй вопрос или не задал еще? Такая степень была нервного перенапряжения, что я просто забыл, задавал или нет. А 9 августа я уже сел в эфир как ведущий 15-минутного выпуска новостей.

Mediasat: Карьера — как снежный ком…

Да, все происходило очень быстро. У меня был редактор, которая работала на моем выпуске новостей, а на следующий день я работал на ее выпуске. Так и менялись. И вот представьте: у вас в качестве источника информации есть только газета и телефон. Еще есть телекамера 16-миллиметровая. Ну и лимит пленки, как оказалось, тоже есть. Я-то об этом не знал. У меня через день выпуски, есть возможность снимать сюжеты на все темы, о которых я хотел рассказать, начиная от гнилых помидоров и заканчивая беспорядками на симферопольских рынках. И я снимаю, снимаю… и вдруг 16 или 17 августа мне отвечают: «А все! Пленки нет!». Я говорю: «Да ладно! Я сейчас пойду на склад и принесу!». Прихожу на склад, а мне говорят: «Запас еще лет на пять есть, но на этот месяц — все, лимит исчерпан. В месяц ты можешь использовать только километр пленки. И не важно, сколько ее есть на складе». «И что мне делать?». «Есть еще фотоаппарат». В общем, в моей жизни был опыт выдачи в эфир новостей на слайдах.
То есть ты берешь фотокорра, едешь на рынок, он все быстренько фотографирует, проявляет, и на следующий день после обеда все выходит в эфир: помидоры, возмущенные люди и мой закадровый текст, естественно.
Конечно, о какой оперативности можно было говорить? Но так в жизни было. И такая практика — день через день 15-минутные выпуски новостей — у меня была два месяца, август и сентябрь. Когда я приехал в Киев с большим количеством диктофонных папок, то произвел впечатление. У кого-то была зависть, на кафедре был шок. В Симферополе мало того, что мне сделали запись в трудовую книжку, но и сказали: закончишь — приезжай, мы тебя уже готовы брать. Правда, в серьезность их намерений я поверил только тогда, когда они мне в ноябре перечислили премию за сентябрь. И это подкупало в хорошем смысле этого слова.

Mediasat: Но дальше случился развал Союза. Что происходило с телевидением, и какими были шансы тогда найти работу на ТВ?

Потом был 1991 год. Киевская телекомпания «Мегапол». Сначала — студенческие перекуры, разговоры: «Ты же на журналистике? Там у нас создается студия, не хочешь попробовать?». Потом была маленькая студия, две камеры, запись, потому что технически в прямой эфир выходить не было возможности, так как нужно было еще монтировать сюжеты, причем студия была на Владимирской, а монтировали в Доме культуры возле Парка Пушкина. Мы этим баловались некоторое время, рассказывали о путче, что Ельцин, мы тебе не верим, мы верим Михаил Сергеичу Горбачеву… Тогда все крутилось, вертелось, если тебе было что-то интересно, невозможно было сидеть сложа руки. Да и если ты никак не шевелился, то просто и быстро выпадал из обоймы. Тогда время было такое же динамичное, как и сейчас. Сейчас ты оборачиваешься назад, смотришь: прошло меньше года, но такое количество вещей изменилось, настолько жизнь стала другой, что… Мы с товарищами недавно говорили, что год назад мы чуть ли не высасывали темы из пальца, находили конец света по календарю Майя и делали из этого какую-то сумасшедшую тему.

Mediasat: Сегодня настолько быстро все меняется, что это время можно назвать как раз временем новостей и новостийщиков.

Мы сегодня очень хорошо понимаем, насколько то, чем мы занимаемся, важно для каждого человека. Потому что во многом произошедшее, — ответственность каждого из нас. На самом деле, журналисты — это такие же члены общества. Если тебе как зрителю и как человеку не интересно, что происходит в твоем доме, я не смогу как ведущий заразить этим интересом. Я могу подтолкнуть, объяснить, к чему это приведет, но заставить хотеть узнавать я не смогу. Если тебе не интересно то, что происходит в твоем доме, квартире, стране, то не кричи потом: «Ой-ой-ой, а я не думал, что так будет!» Никто от мыслей твою голову не освобождал, только ты сам лично.

Mediasat: Рейтинги новостей серьезно выросли?

Новости начали смотреть больше, это мировая практика. Если в стране все спокойно, то и новости все менее интересуют людей, отсюда и появляется такой формат, как инфотеймент, когда событием дня становится появление новорожденного бегемота в городском зоопарке. Мы знаем и видим, что в сытой и спокойной Европе почти ничего не происходит в нашем понимании. Поэтому открытие Facebook-странички кошечки или рождение жирафенка — это событие национального масштаба, которому должны уделить внимание все центральные телеканалы. В нашей же стране и в нашей жизни новости имеют чрезвычайно большое значение. И важно, чтобы это было новостью, а не инструментом воздействия на человека.

Mediasat: Но рядовой зритель с трудом может, наверное, различить, где — новость, а где — попытка воздействия…

С одной стороны, я с вами соглашусь, с другой — нет. Время фразы: «Нет «Известий» — нет новостей» прошли… Я вот сужу по моим родителям, которые остались в Крыму. Периодически они мне говорят, особенно — мама: «Мы же всего не знаем, мы же не знаем, что на самом деле происходит». Я отвечаю: «Мама, но тебе же никто не запрещает интересоваться? Да, на периферии меньше телевизионных каналов, но ведь доступ к интернету у тебя есть?».
Хорошо, если тебе сложно работать с разными источниками информации, то у тебя есть сын, который может сказать: «Мама, почитай вот это и это». Разобраться при желании можно всегда. Гораздо проще, конечно, пользоваться источником ОБС (Одна Бабка Сказала). Я говорю: «Мам, конечно, все — правда. Если ты хочешь в это верить, то все — правда. Если ты хочешь проверить источник информации, это уже другая история. Хочешь понять? Открой вот это, это и это и сравни».
У меня есть друзья, которые убеждают, что 90% населения Украины не интересно то, что происходит в стране. Мне все-таки кажется, что этот процент намного ниже. Что гораздо больше людей, которым не все равно, что будет с нами со всеми. Даже если население нашей страны захочет массово уехать, это будет не 90%. Это наша земля, нам здесь жить и нам самим нужно думать о своем будущем и решать наши общие проблемы. Это наш дом. Наша большая квартира. Мы не можем ее бросить на время, мы не можем перенестись на идеальную территорию и жить в идеальной стране хотя бы потому, что каждый из нас — не идеален.

Mediasat: Какие у Вас личные критерии отбора новостей?

Как и у всех, наверное. Есть источники, которым ты доверяешь, есть сайты, которые ты читаешь. Ты — такой же приемник информации, как и другие люди. Просто ты должен четко понимать, что критичный подход к тому, что публикуется или озвучивается, желание проверить свои источники информации, получить подтверждение всеми возможными для тебя способами никто не отменял, это сейчас особенно важно. Иногда после проверки информации ты открываешь сайт первоисточника, конкурента, информагентства и смотришь, правда ли то, что ты услышал. Еще несколько лет тому назад мы говорили о том, что у тебя, как у журналиста, должна быть своя «агентурная сеть» — профессионалы, люди, с которыми ты общаешься и мнению которых доверяешь. И ты можешь информацию проверить у них. Равно как есть куча телевизионщиков и людей, которым ты можешь позвонить и что-то уточнить. Механизмы проверки информации не изменились.
Я с утра и до ночи в информационном поле. Но помимо меня, у нас есть большая команда, которая работает над выпуском. Есть редактор, с которым мы вместе генерируем темы. Какие-то из них пойдут как журналистское расследование, какие-то — как сюжеты, какие-то — как причинно-следственная связь с нашей предыдущей программой.

Mediasat: У Вас авторская новостная программа. Плюсы и минусы такого проекта для Вас?

Конечно, мой вклад значителен, и я отношусь к этому ответственно. Естественно, езжу на интервью, просматриваю все комментарии и сюжеты. Но над созданием «Событий недели» работает большая команда, и от каждого человека в нашей команде зависит многое. Речь идет не только о тех, кто пишет и готовит сюжеты. Например, от качества грима зависит, будет ли внимание зрителей поглощено его несовершенствами, или он будет слушать то, о чем я говорю. От качества картинки зависит, будет ли моя фраза усилена коллажем или пройдет незамеченной. На телевидении все-таки, помимо смысловой нагрузки, важна и каждая деталь.
Да, название программы с твоим именем, наверное, для кого-то лесть, для кого-то — статус, пафос. Для меня — это дополнительная ответственность. Потому что в любой момент человек, который это видит, может прийти ко мне и сказать: «Как же так? Что это? Ты же за это отвечаешь!». Потому я максимально ответственно отношусь к своей работе.

Mediasat: Что Вы себе не можете позволить в этой программе?

У нас есть публичные Редакционные стандарты, которых мы придерживаемся. Конечно, также никто не отменял правила журналисткой объективности. Я не делаю ничего такого, что считаю неправильным. Например, мне могут сказать: зачем ты вывел в эфир того или иного человека, он же гад, как ты можешь? А я, как журналист, считаю нужным показать его, чтобы зритель сам оценил, кто этот человек — тот, за которым ты пойдешь, или тот, которого ты больше в жизни не захочешь видеть. Моя задача — показать картинку и так сделать программу, чтобы зритель сложил свое собственное мнение. И чтобы наша программа была одним из тех источников информации, которым доверяют, и это тоже задача ведущего и команды, которая над ней работает.

Mediasat: Кого смотрите из коллег, кто нравится? Может быть, не наших, а зарубежных? Потому что все равно мы смотрим в их сторону, они немного впереди.

Они, конечно, опережают нас по технологиям. Но у и нас есть преимущества: со значительно более ограниченным ресурсом мы находим средства и инструменты, чтобы сделать тему максимально интересной для зрителя. Западные коллеги, например, не понимают, как можно попасть в место, где нет Wi-Fi, и все равно оттуда включиться? Но для нас — это вызов, и мы обязательно делаем все, чтобы сделать свою работу очень хорошей. Как говорится, было бы желание, а возможности найдутся. Мне кажется, что именно это позволяет нам держать мозговой аппарат в тонусе.

Mediasat: Вспомните ситуации, в которых что-то пошло не так, и спасла смекалка?

Была ситуация на «Интере». 2010 год, чемпионат мира по футболу. ЮАР. Программа «Подробности недели» отправляет туда своего журналиста Андрея Цаплиенка. Все получалось очень сложно: невозможно купить билеты на самолет, невозможно забронировать гостиницу и так далее. Но это все ребята делают. И мы организовываем прямое полутораминутное включение, что тоже невозможно, потому что включаются все: это финал — ключевое событие. Обозначена площадка, на которой работают телеканалы со всего мира. Нам эту площадку задерживают на 40 минут. Когда освобождают, звуковик не успевает проверить схождение звука. Ажиотаж, я общаюсь с Андреем, Андрей меня не слышит. И я полторы минуты должен был говорить о футболе, пока звуковики проверяли и старались устранить неполадки. Надо мной довлеет груз колоссальной проделанной работы, колоссальные ресурсы, колоссальные эмоции, которые были затрачены. Может быть, для кого-то из слушателей это было важно — получить ту эмоцию. Это же другой конец света, никогда ты там не побываешь, а тут — ощущение сопричастности! В общем, я говорю что-то, Андрея выводят в эфир — убирают, выводят — убирают. Так ничего и не вышло. Оказалось, что в суматохе звукорежиссер там, на месте, забыл отжать одну кнопочку. Обидно, конечно! Поэтому-то я и говорю, что телевидение — командная работа.

Mediasat: Вам комфортнее работать в записи или в прямом эфире?

В прямом эфире. В моей жизни были и записанные эфиры, были и телесериальные проекты. Я не понимаю, как в кино можно находиться 18 часов на съемочной площадке. И потом из этого выходит минута с чем-то записи. Ну не-по-ни-ма-ю!
Почему я люблю прямые эфиры? Потому что тебе нужно собраться и максимально выложиться, ты должен сделать все так, как будто это — финальный этап твоей творческой карьеры, и от этого зависит твоя жизнь. А потом выдать еще дальше, еще выше, еще сильнее. И не важно, что у тебя дома, какое настроение, к чему ты вернешься. Ты должен рассказать самое важное, самое интересное человеку, который ради тебя отвлекается от своих дел и садится тебя послушать. И ты не можешь его подвести, болит ли у тебя зуб, или проколол колесо на машине, это нельзя нести с собой в кадр. Зрители тебе доверяют и приходят послушать, и ты не можешь обмануть их ожидания. Вот это очень дорого, очень важно.

Mediasat: Существует ли в Вашей профессии возрастной ценз? Все-таки больше веришь тому, кто постарше, особенно, когда ведущий говорит о серьезных вещах.

В украинском телевизионном пространстве есть и будут люди, которые своим возрастом могут дать фору молодым. Но помимо возраста, нужен талант и опыт, чтобы быть не диктором, а ведущим. Это интерес к тому, о чем ты говоришь. Невозможно быть специалистом во всем, но должно быть искреннее желание разобраться в ситуации, чтобы рассказать о ней, или попытаться разобраться вместе со зрителем, — этого не купишь и не наработаешь.
Все мы люди и не всегда можем разобраться в том, что происходит. Но когда такое желание есть, это видно по глазам, и отсутствие этого желания тоже видно: пустота в глазах читается мгновенно. Можно дорасти до пенсионного возраста и остаться декламатором написанных кем-то для тебя текстов. Если ты не до конца в чем-то разобрался, но искренен, зритель тебя простит. Но если он увидит, что ты носишь маску и притворяешься — это самое страшное, как по мне. Телевизионный кадр — это рентгеновский кабинет. И, в конце концов, ты — такой, какой ты есть. Мне кажется, что чем естественнее ты в кадре, чем проще (не панибратски, а в лучшем значении этого слова), искреннее, тем легче тебе будет выполнить сверхзадачу — достучаться до каждого.

Mediasat: К Вам наверняка приходят студенты на практику. Чем сегодняшние журфаковцы отличаются от Вас тогдашних? Они другие?

Они тоже разные. Но вот что меня пугает, это святая уверенность, что буквально через два месяца после начала работы станут звездой телепространства.

Mediasat: У Вас таких иллюзий не было?

У меня не было, потому что я понимал, дело в колоссальном труде, который нужно приложить для того, чтобы чего-то добиться. Если же хочешь, чтобы тебе доверяли, то должен проделать колоссальную работу, в первую очередь — над собой.
Поэтому я всегда говорю студентам, что не важно, что у тебя неидеальные пропорции лица, и не важно, что ты не можешь произнести какой-то звук правильно — у меня эти недостатки есть, я не идеален. Но именно поэтому я похож на живого человека. Очень важно в первую очередь научиться быть самим собой.

Mediasat: Как правильно выстроить карьеру, какой опыт приобрести, прежде чем садиться в студию, чтобы не «слететь» сразу же?

Даже если сломался и «слетел», жизнь на этом не заканчивается. Если ты действительно чего-то хочешь добиться, то поднялся, отряхнулся и с пре-дыдущей ступеньки или с самого низа снова пошел. Новостийщики — это люди, которые должны иметь хотя бы базовое журналистское образование, они должны знать и понимать, как делаются новости. В моем опыте была редакторская работа, журналистская, есть элементарные навыки монтажа, операторские и так далее. По большому счету, ты должен понимать и хотя бы частично уметь все.
Нужно обязательно поработать репортером. На самом деле, у нас в стране очень мало по-настоящему классных репортеров. А они очень важны, чтобы ведущему было на кого опереться, с кем говорить. Это существенно повышает вес и уровень программы.

Mediasat: У Вас в эфирах бывают интервью, в том числе с политиками. Кто самый сложный собеседник для Вас?

Тот, который говорит только: «Да» — «Нет». Но меня судьба хранит, потому что в программе, в которой я имею честь сейчас работать, «Да» — «Нет» не проходит. Но иногда и такие люди бывают. В такой ситуации единственный выход — разговаривать, чтобы собеседник раскрылся. Да — это что? Нет — это что? Не стоит бояться, что ты обидишь человека: он пришел к тебе, потому что ему есть что сказать. А если ему нечего сказать, то зачем он пришел к тебе в эфир?

Mediasat: Сколько человек работает над выпусками Вашей программы?

Около 20 человек — это основной «костяк» программы. Пять репортеров, операторы, редакторы и продюсеры.

Mediasat: Вам комфортнее работать в утреннем эфире или так сложилось?

Тогда я был измученной совой. Мне всегда было гораздо комфортнее лечь спать в три часа ночи, чем встать в пять утра. На «Подъем» на Новом канале я просыпался в 3:20. Конечно, было тяжело, потому что, во-первых, у меня был маленький ребенок. Во-вторых, тогда мне было 30 лет, я не мог себе позволить плохо выглядеть. Но, когда те же студенты спрашивают о цене вопроса, я говорю, что никакие миллионы не могут тебе компенсировать твою потерю сна: четыре с половиной года ты находишься в режиме пятидневного недосыпания, в субботу отсыпаешься, а в воскресенье пытаешься наверстать упущенное по домашним делам, воспитанию сына, походам в кино или театр… Да и жена же рядом, тоже хочется уделить внимание.
Поэтому утренний график — это очень непросто. Но, с другой стороны, это и ни с чем несравнимое ощущение. Кажется, это рекламный слоган: «Я просыпаюсь в 3:20, чтобы вы первыми узнали самые свежие новости». Но, с другой стороны, это правда. Почему вставал в 3:20? Потому что в 4:45 выходит первый выпуск информационного агентства Reuters. Рассчитывал время, чтобы я мог приехать и поставить кассету на запись новостей, никого не загружать и при этом иметь возможность с этим выпуском поработать, смонтировать и дать в эфир международные новости.

Mediasat: Как Ваша жена реагировала на все это?

Нормально. Наверное, я добился столько только потому, что она понимает, поддерживает, ухаживает за мной. Она всегда меня подстраховывала, давала возможность освободиться от домашних дел и сконцентрироваться на работе.
Я не стесняюсь говорить студентам: если вы хотите идти в профессию, то спросите у своей супруги, хочет ли она по утрам вместо вас иметь рядом холодную половину постели? И у ребенка, хочет ли он, чтобы тебя в школу все пять дней в неделю отводила мама и со школы забирала только мама? Хочет ли твой сын, чтобы первое в его жизни Первое сентября проходило без тебя?
Мы все видим красивую картинку на ТВ, но она требует жертв. Например, замаринован шашлык, а ты ждешь интервью вице-премьера. И шашлык — там, а ты — тут. Да черт с ним, с шашлыком, но на твое присутствие все надеялись, ты обещал быть. Конечно, это непросто и требует большого понимания со стороны семьи. Слава Богу, мы с супругой и детьми всегда могли найти разумные компромиссы.

Mediasat: У Вас сейчас есть авторская программа. Куда дальше планируете развиваться?

Будет очень пафосно, если я сравню себя с хорошим напитком французского или шотландского происхождения? Буду набирать опыт и возраст. У хорошего ведущего должен быть возраст и, главное, опыт, чтобы тебе верили, и ты имел право обоснованно говорить о многих вещах. В плане опыта каждому есть куда стремиться.