В предыдущей части интервью с главой Национального совета по вопросам телевидения и радиовещания Юрием Артеменко корреспондент А’ обсудил вопросы медиа-безопасности и противодействия внешнему агрессору в информационной войне. Однако ряд мер, в том числе предпринятых Нацсоветом, кажутся некоторым представителям украинского медиа-сообщества спорными.
О том, где проходит грань цензуры, о разногласиях с Радио Вести и о внедрении цифрового телевидения ‒ в продолжении интервью А'.
‒ Раз уж мы коснулись темы цензуры, то, по факту, запрет российских СМИ в Украине ‒ тоже цензура. Да, пусть вынужденная, пусть необходимая, но цензура. А где, по-вашему, лежит грань?
‒ Это очень тонкий вопрос. В чем может быть преимущество этого состава Нацсовета? Мы все пришли из медийной отрасли. В отличие от тех политиков, которые были, мы понимаем, что наш срок рано или поздно заканчивается, а у нас очень много друзей, приятелей, знакомых, обязательства. И вот эту грань между цензурой и необходимостью мы различаем. Где она, я не могу сказать. Она ‒ в области морали, в области принятия решений. Члены Нацсовета принимают свои решения, исходя из того, что они видят, чувствуют и так далее. Вот, например, последнее решение по переоформлению лицензии Радио Вести. Каждый член Нацсовета принимал это решение, исходя из своих собственных соображений. Кто-то исходил из того, что ему непонятен собственник, кто-то считает, что конкурс должен проводиться иначе, не путем перекупки лицензии. Но уровень биографии, жизненной истории членов Нацсовета ‒ с одной стороны, и возможная реакция общества ‒ с другой,– помогают мне верить в то, что мы не перейдем грань цензуры, а пройдем по тонкой линии между цензурой и необходимостью ограничения какого-то контента.
‒ Но каким образом пройдете – говорить невозможно?
‒ История не терпит сослагательных наклонений. Назовите мне хоть одно решение, которое было бы цензурным за время работы нашего состава Нацсовета. Я такого не вижу. Я вижу истории с запретом каналов. Это цензура? Нет, не цензура.
‒ Как раз вопрос запрета каналов ‒ это и есть цензура. Но это цензура, возможно, вынужденная. Что такое запрет каналов? Запрещая каналы, мы лишаем абстрактного телезрителя возможности смотреть то, что он хочет. Может, он хочет, например, смотреть «Россию 24»?
‒ Мы не лишаем его возможности посмотреть канал в других источниках, давайте не обманываться в этом вопросе.
‒ Но мы ограничиваем его возможности.
‒ Тогда давайте расставим приоритеты между возможностью некоего дяди Васи смотреть спутник и вопросом информационной безопасности страны. В конце концов, сейчас же гибнут люди на войне. Давайте вообще пока уйдем от понятия «цензура», а будем использовать термин, который в ходу у нас – «запрет». Если брать совсем согласно букве закона, официально суды называют эту процедуру «признанием несоответствия Европейской конвенции по трансграничному вещанию». А конвенция эта говорит, что не должно быть разжигания вражды и других нарушений. А когда британский регулятор Ofcom запрещает трансляцию канала Russia Today или выносит ему предупреждение – это цензура, или нет?
‒ В какой-то мере ‒ да.
‒ Нет. Они говорят, что это – информационная безопасность страны.
‒ Возвращаясь к вопросу о Радио Вести. Сейчас, насколько я понимаю, причиной отказа в переоформлении лицензии, позывного и программной концепции сети «Перец FM», которую купил холдинг, стало мнение о том, что на востоке более необходим развлекательный контент, чем новостной.
‒ Нет. Это было мнение одного из членов Нацсовета или двух его членов. У меня ‒ совсем другая позиция. Официальная позиция сводится к тому, что мы разрешили Радио Вести приобрести частоты, утвердили назначения редакторов, владельцев и так далее. Это же хозяйственная деятельность ‒ меняйте директора с одного на другого, и, по большому счету, мы даже за это голосовать не должны. Новая редакция закона «О телевидении и радиовещании» говорит о том, что подобные изменения будут носить уведомительный характер. Но в вопросе о программной концепции и позывном все шесть присутствовавших членов Нацсовета проголосовали «против». Я объясню мотивацию. Некоторые члены Нацсовета отмечали, что существует музыкальный формат, у которого есть свои поклонники, которые к нему уже привыкли. И лишать их этого формата нельзя. Это одна мотивация. Моя мотивация кажется мне более стратегически и концептуально правильной. Допустим, вы на открытом конкурсе выиграли лицензию несколько лет назад. Вы настаивали на том, что лучший формат ‒ музыкальный, убедили в этом членов Нацсовета и получили лицензию. Вы привлекли к себе людей, и у вас появилась армия слушателей. Но в какой-то момент у вас то ли закончились деньги, то ли формат вам уже кажется непопулярным. На мой взгляд, в такой ситуации вы должны прийти в Нацсовет, признаться, что с этой лицензией уже не справляетесь, и отдавать ее на новый конкурс. Например, на этот раз будет привлекаться уже информационный вещатель. Это все должно проходить открыто, в присутствии прессы, и кто-то эту лицензию получит, уплатив при этом налог. Это правильно. Что, по моему мнению, нечестно и неправильно в ситуации с Радио Вести? Была радиостанция «Перец FM», которую по каким-то причинам решили продать. Она втихую приходит к владельцу Радио Вести, потом уже они вместе тайно, в некоем «подвале» делят миллионы долларов между собой. И после этого они приходят к нам с требованием быстро сменить логотип и разрешить им вещать. Не будет этого.
‒ Но ведь с точки зрения закона они чисты?
‒ По моим оценкам‒ нет.
‒ А что они нарушили?
‒ Они ничего не нарушили, но программную концепцию и ее изменения утверждаем мы.
‒ Но у них же не было обязательств прийти к вам и отдать лицензию на конкурс?
‒ Не было. Но и у нас нет обязательств менять им программную концепцию.
‒ Получается, что Радио Вести купили ресурс, который они не смогут использовать?
‒ В том виде, как они хотят, и тем способом – нет.
‒ То есть деньги ушли в никуда?
‒ Скорее, деньги ушли от одного олигарха другому. А Нацсовет – не обезьянка, которая просто нажимает кнопки, когда деньги идут от бизнесмена к бизнесмену. Функция Нацсовета – брать на себя ответственность и объяснять ситуацию на рынке. Есть, кстати, у одного из членов Нацсовета тоже очень правильная аргументация. Она заключается в том, что невозможно четко проследить собственника компании. Игорь Гужва – собственник компании? Разве он и вправду медиа-олигарх? О чем мы говорим? Когда ко мне приходят представители компаний и называют себя собственниками, я всегда прошу их показать справки, которые могли бы это доказать. Только не кипрские оффшорные бумаги, а документы, показывающие, кто конечный бенефициар. Не приносят. Но каждый при этом бьет себя в грудь, мол, я – собственник. По моим убеждениям, судя по истории создания каналов, по тем бешеным деньгам, вложенным в холдинг, куда входит Радио Вести,‒ за этим стоит ближайшее окружение Януковича.
‒ Но это же нельзя утверждать наверняка.
‒ Это по моему мнению. Пока я не буду видеть конечного бенефициара – решения по программной концепции нужно принимать очень осторожно. Потому что сегодня ‒ это ближайшее окружение Януковича, завтра ‒ Владимир Путин, послезавтра ‒ Иван Стрелков и так далее. И я тоже должен думать об этом. И в новой редакции закона «О телевидении и радиовещании» есть норма, которая была предложена экспертами Совета Европы. Она гласит о том, что если Нацсовет не видит конечного бенефициара, он вправе не выдавать лицензию.
‒ Но тут-то лицензия уже есть.
‒ Да, поэтому здесь мы действуем в рамках закона. Согласно им, никто не вправе указывать мне, что я должен нажимать кнопку и подтверждать договоренности двух бизнесменов. Гужва заявляет о том, что он пойдет в суд. Я сказал нашему юридическому отделу, что я на этот суд приду лично. Я никогда не хожу на суды, но в данном случае я хочу выступить публично. Я хотел бы подискутировать с Игорем Гужвой о честности, прозрачности, бенефициаре. О том, откуда у него деньги, о том, вправе ли народ требовать, чтобы все сделки о покупке и продаже радиостанций были публичными, с уплатой налогов в бюджет страны. На сегодня мы вынесли в отношении Радио Вести абсолютно правильное, справедливое и прозрачное решение. Я не вижу никаких перспектив в судебных тяжбах. Разве что, если на процесс будут влиять какие-то деньги. Но я постараюсь сделать этот процесс открытым, с привлечением всех журналистов. Я думаю, что и суды должны понимать, что процесс этот будет максимально глубинным.
‒ На каком этапе сейчас находятся взаимоотношения с «Зеонбудом»? Почему этой компании постоянно предоставляется «последний шанс» на запуск?
‒ На мой взгляд, одно из самых больших преступлений в медийной сфере, которое совершил предыдущий состав Нацсовета,‒ это навязывание правил игры для телеканалов путем создания такого оператора как «Зеонбуд». Проблема в том, что со середины следующего года перестают защищаться наши приграничные частоты. То есть, если мы не перейдем 17 июня 2015 года на «цифру» в тех регионах, которые граничат с другими странами, то будут помехи и у них, и у нас, что повлечет за собой возникновение международных, скажем так, «дискуссий». Впрочем, соседние страны тоже могут не перейти к этому сроку на цифровое телевидение, но никто этого гарантировать не может. По согласованию с другими странами мы можем отложить переход, как это сделала Россия, передвинув сроки запуска «цифры» на 2018 год. «Последний шанс» компании «Зеонбуд» дается каждый раз, потому что мало времени. Мы не успеваем за полгода создать нового цифрового оператора, и второй вопрос – денег на это у страны нет. В то же время, я могу сказать, что общение с «Зеонбудом» у нас идет в рамках некой прогрессивной дискуссии. 16 самых популярных общенациональных каналов раскодированы. Это плюс? Я считаю, что да. То, что не были раскодированы остальные 16, которые менее популярны,– это плюс или минус? Не знаю. Многие из каналов были созданы только для того, чтобы занять себе место, выиграть конкурс и они были аффилированы с окружением Януковича. «Зеонбуд» сейчас увидел, что он не любимец, не заласкан. Он мог существовать только при той власти, а не при власти независимого регулятора. «Зеонбуд» получил предупреждение, которое он периодически обжалует в суде. Он понимает, что наша позиция ‒ принципиальная, и мы хотим, чтобы он работал честно, прозрачно и открыто. Так, мы боремся за то, чтобы были снижены тарифы. Это ненормально, когда тарифы завышены в 4-6 раз. То, что им перестали платить некоторые телеканалы, тоже показатель того, что «Зеонбуд» ‒ не прав. Идет бизнес-игра: каналы не платят «Зеонбуду», тот пугает их отключением ‒ то отключает, то включает кодировку. Но я знаю, что в конце концов мы выиграем, и наша цель будет достигнута. Не знаю, какая у оператора цифрового телевидения будет форма, то ли частно-государственная, то ли это будет пул медиа-каналов, который будет владеть всеми мультиплексами (объединенными в единый пакет цифровыми телеканалами.– А’) Но структура этого оператора будет понятна, прозрачна, тарифы будут снижены, покрытие будет действительно большое. На этой неделе я ожидаю решение Антимонопольного комитета по признанию «Зеонбуда» монополистом, принятие которого откладывалось годами. Это даст возможность государству вмешиваться в тарифы и иметь другие рычаги давления.
‒ Но вмешиваться будете уже не вы, а АМКУ?
‒ Да, конечно. Этим будут заниматься соответствующие органы государственной власти.
‒ А вы каким-то образом будете способствовать работе АМКУ? Будете ли предоставлять своих экспертов?
‒ Конечно. Мы предоставляем и своих экспертов, и сами запрашиваем экспертную помощь. Тот же вопрос цифрового телевидения – он достаточно важен сейчас. С одной стороны – у нас есть некий дедлайн в 2015 году, а с другой стороны ‒ звучат мнения о том, чтобы немного отложить его внедрение, потому что нет денег, нет тюнеров для малообеспеченных семей, нет покрытия. Есть также позиция, которая говорит о том, что необходимо сразу отключить все аналоговое и оставить только цифровое ТВ. А ряд экспертов утверждает, что сразу все аналоговое вещание отключать нельзя, и предлагает оставить несколько самых крупных каналов. Вот для того, чтобы во всем этом разобраться, мы собираем рабочие группы. Коллективное мнение – это всегда хорошо. За одним исключением – когда обсуждаются вопросы штрафов. Я считаю, что неправильно обсуждать эти вопросы с отраслью.
‒ Были ли мысли привлечь какого-то провайдера, который составил бы конкуренцию «Зеонбуду»?
- Можно подобного оператора создать, например, из Концерна радиовещания, радиосвязи и телевидения.
‒ Но ведь у КРРТ ‒ долги, у государства ‒ долги. Где брать средства на это?
‒ Сейчас изучается возможность привлечения иностранного капитала для развития КРРТ. Кроме того, есть и другая проблема. Дело не только в деньгах. Дело и в частотах, которые практически полностью принадлежат «Зеонбуду». Я думаю, что на базе «Зеонбуда» и будет развиваться цифровое телевидение.
‒ То есть «Зеонбуд» все-таки останется монополистом, хоть и официально признанным?
‒ Может быть, потом он и не будет монополистом. Когда будут освобождаться аналоговые частоты, появится возможность просчитать еще одного цифрового провайдера. Я думаю, что либо будет регулируемый государством монополист, либо у него появится еще одна компания-конкурент. Но это не раньше, чем в двух- или трехлетней перспективе.
