Глоток «Кислорода»

Молодых кинорежиссеров обвиняют в «очернительстве». Но их фильмы — про «здесь» и «сейчас»


Сколь бы ни упирались консерваторы, киногенералы — «Кинотавр»-2009 подтвердил факт смены режиссерских поколений в российском кино.

Авторы новой формации направляют на окружающий мир линзу камеры, пытаясь рассмотреть нечто существенное в современности и современниках, разобраться в себе самих. Говорить о вещах, о которых не могут умолчать. Делают свое кино, в самом деле, весьма неуверенно, даже лучшим кинотавровским картинам недостает профессиональной выделки, внутренней гармонии сути и формы. Но только они, создатели этих скромных, низкобюджетных фильмов, ныне и заняты мучительным поиском самоидентификации себя и своей страны. За что и удостоены на недавних Парламентских чтениях массированного обвинения в очернительстве.

Темы? Они черпаются из новостного блока, подсматриваются в соседней квартире, на соседней улице… за несколько тысяч километров. Новое российское кино решительно шагнуло за пределы Садового кольца. События разворачиваются в маленьких провинциальных городках, поселках («Волчок», «Миннесота», «Бубен-барабан», «Будет весна», «Сынок») или в далеком Владивостоке («Сказка про темноту»). Практически все истории рассказываются от первого лица, про то, что более всего сегодня и сейчас волнует автора. Фильм Игоря Волошина так и называется «Я». Он про чудовищную подмену. Когда место утлой, тусклой, системной реальности занял сверкающий героиновый дождь, смывший целое поколение. «Сказка про темноту», «Бубен-барабан» — о потерявшихся, одиноко бредущих в толпе соотечественниках.

Герои фильмов пытаются выжить в пространстве мнимостей, саморазрушаются в отчаянном столкновении с мутной действительностью, страдают от кислородного голодания. Связи разорваны. Они гребут по направлению друг к другу, но усилия бессмысленны. Родители космически далеки от детей («Сынок», «Волчок», «Я»). Мечты о рае затягивает паутина стереотипной обыденности («Миннесота»). Конфликты не имеют разрешения, они длятся, царапают зрителя за строчками титров.

Поманенная видимостью любви и обманутая Библиотекарша истекает кровью, по капельке выжимая из себя никому не нужную жизнь («Бубен-барабан»). Лишенная способности любить рыжеволосая курва-проводница обрекает на гибель единственно близкое существо — дочь («Волчок»). Добрейшая толстуха-сирота, живущая на монастырском подворье вместе с бомжами, отказывается от будущего ради беспредельщика-наркомана («Будет весна»).

Библиотекарши и проводницы, милиционеры и монахини, спортсмены и пенсионеры — второстепенные граждане, пытающиеся выживать, нащупать ускользающую из-под ног почву. «Почуять страну». Сановный кинематографист, депутат скажет про них: «Мерзость, таких не бывает». У них на Охотном Ряду другие люди, иные государственные проблемы. Они никогда не признаются даже самим себе: «Это твоя родина, «Сынок».

Поэтому им отвратительны эти лузеры, аутсайдеры, выпавшие из «гнезда». Не научившиеся любить, но готовые заплатить за эту школу жизнью.

Авторы этих некоммерческих неформатных картин пытаются нащупать утраченный смысл существования в безвоздушной среде. Жизни реальной, многосложной, не напомаженной телепиаром, не искривленной в телесериальной линзе. Конечно, что правда, то правда: не хватает этим киноработам солнечного луча — чтобы кислород наполнил ртутные легкие безвоздушного сумрака. И мастерства тоже не хватает. Но крайне важно, чтобы новую волну российского кино не накрыли дамбой чиновничьих запретов, не заставили стоять в очередь к распределительному окну госзаказа.

А пока не накрыло, на российские экраны вышел «Кислород» — первый фильм из коллекции нового российского кино, собранной фестивалем «Кинотавр» (приз за режиссуру и за лучшую музыку)

«Кислород» — киновещество от алхимика Ивана Вырыпаева, возделывателя опытного сценического и экранного поля. Эпатажный синтез старых мифологем (Библия) и новых форм (фильм как аудиовидеокнига). Десять заповедей инсталлированы в 10 треков. Рваные клочки видеоклипов обклеивают портретные монологи героев.

Зеркало притчи о любви как освобождении разбито лопатой на осколки рэпа. Этой самой лопатой серпуховской пацан Санек зарубил жену на огороде… за отсутствие в ней кислорода. Санек, натянувший на уши плеер, не расслышал заповеди «Не убий». Но кислород наконец-то заполнит его легкие, как только увидит он спорхнувшую с памятника Грибоедова огневолосую девушку Сашу. И легкие его затанцуют, а сердце превратится в двуспальную кровать. Оппозиция моральных догматов и разнузданности, шовинизма пельменей и фанатизма исламских террористов. Обвинительный приговор деморализованному обществу и панегирик раскрепощенному индивидууму в одном пузыристом флаконе.

В избыточно красивой вырыпаевской «Эйфории» современные отношения между мужчиной и женщиной поверялись античной трагедией, в избыточно претенциозном «Кислороде» — Новым Заветом.

Минимализм спектакля «Кислород», прогремевшего в Театре.DOC шесть лет назад, расцвел на экране пышным цветом кинематографических эффектов: игровая и документальная съемка, анимация, подводные кадры, скоростной пробег героев по лабиринту столиц мира, забубенный видеоарт, саундтрек модных групп. Смысловые волны словопотока бьются в безбрежном море видеообжорства. Это визуально-музыкальная эйфория, в которой авторы купаются с видимым удовольствием. И которая зрителю минут через 20 приедается. Навязчивый прием коллажа исчерпывает, поглощает себя. Ритм проседает. Эпатажная риторика наскучивает. Многозначительное миссионерство раздражает. Есть еще мощный музыкальный ряд. Хочешь — слушай. Хочешь — потанцуй. Если, конечно, ты впустишь невидимый газ в твои легкие.

Сильная сторона «Кислорода» — в замахе. Сталкерском усилии выглянуть за пределы зашторенных правилами экрана в сопредельные кино территории. Вырыпаев неукротим в безудержном стремлении сцепить несоединимые смыслы и формы. В этом достоинство фильма (попытка погружения в новое динамическое пространство) и уязвимость (вторичность собственно кинематографических приемов, смыслы рассыпаются на молекулы слов).

Но и само усилие этого лабораторного кино, попытка на каком-то ином, пусть декоративном языке сформулировать, описать ртутную реальность дорогого стоит.

235 лет назад Джозеф Пристли направил с помощью мощной линзы солнечные лучи на соединение оксида ртути — в закрытом сосуде образовался кислород.

P.S. В объявленной программе предстоящего Венецианского смотра в секции экспериментального кино «Горизонты» - альманах «Короткое замыкание» - тот самый, что подвергся обструкции в Думе. А «провинившиеся» режиссеры Герман-младший, Вырыпаев, Серебренников, Буслов, Хлебников вновь представят нашу страну на одном из престижнейших кинофорумов.

Лариса Малюкова - www.novayagazeta.ru

Источник: OVideo